Фотография на память (книга)

По материнской линии

ВОТ ОНО, УТРО

Волы думают медленно так же, как и жуют,
жиры расщепляются на что-то и углеводы,
так мир создает себе уют,
имея в помощниках даже подземные воды;
Евангелие и бульдозеры – это не все торжество,
что-то еще есть, как нерукотворное утро,
обязательное, заспанное все,
простое, как просьба: не понял, перескажите
по буквам.

БЕЗ ПРИКРАС

Все закономерно: немеют пальцы, вложенные
в рану света,
убывают дни, и в горле мечется ком;
высокопарны они, не помогают при этом,
как при ангине сода с парным молоком.
Все закономерно: не живут долго буквы –
сменяется ять на е
быстро, как будто
переворачиваешь рыбу на сковороде.
Сменяются весны, и паромы наводят,
солома на поле вытаивает без прикрас,
и бытие в небытие переходит
просто, как школьник из класса в класс.

ЭТО ВСЕ ТАК

Накричали галки тепла в поле,
день начался ни с того ни с чего опять,
а к полудню так размягчится воля,
что невозможно какую-либо мысль поймать.
Это все так. Плуг выворачивает землю и служит лире.
Это все так: ложится черная земля на живот.
И счет начинается с раз, два, три, четыре,
хотя должно быть наоборот.

ТЫ БЫЛ ПРАВ

Жизнь существует без доказательств,
за эту мысль с детства держись;
без каких-либо там обязательств
существует к тому же жизнь.
Ты был прав, что вначале восславил
эту самую будущность дней,
а потом по порядку расставил
непонятную сущность вещей.

ПТИЧИЙ ГАМ

Тело разделено на три отдела: голова, грудь, брюхо;
и ты проживешь, если имеешь немного нюха,
но это плохое ученье,
поэтому будь почтителен к деревьям, к судьбе,
как малый круг кровообращения
крутится и почтителен сам к себе.
И люби больше непреклонный космос и птичий гам;
жизнь, она, к сожаленью, не кукла.
А захочешь подарить книгу, прочитай ее вначале сам,
чтоб наслоилась целебная сила на буквы.

ПРОСТРАНСТВО

тянутся соки по древу
на матовый свет
время имеет срок годности
тоже несколько лет

Если хранить по-другому
не сохранятся они
ни воля ни древо
ни мрачные дни

***

Все пройдет: даст трещину пирамида хеопса,
в которой будут господствовать время и мыши.
И вот уже надо бороться,
чтоб дворники сбросили снег с крыши.
Все пройдет враз. Сломаются быстро стены,
время и пространство изогнутся по закону Лема.
И только выходит из строя постепенно
мочеполовая система.

ПРЯМОЙ НАВОДКОЙ

Ночь – доказательство дня, это ты знаешь,
суть звезд в том, что в вышине они.
Вытесненное пространство вещью вытесняет
пространство другое. Лежи и думай, и в небо смотри.
Бурундук прибежит на пенек еловый,
вскочит он на него и смотрит – что же там в стороне?
Все – доказательство зари новой,
даже кувшин, у которого суть в пустоте.
Хватит на всех хлеба, солярки и песен,
прямой наводкой бьет по лесу заря.
Лежи и думай, что мир так нелеп и тесен
и что спать на закате нельзя, говорят не зря.

ПЯТИХАТКА

На улице Никитина для сотрудников
университета есть общежитие с
веселым названием Пятихатка…

Что такое Пятихатка? –
дом, как будто питекантроп,
с вкусным супом из ельцов,
с чугунами, котелками,
с пятипалыми руками
пятихатовских жильцов.

Что такое Пятихатка? –
сыплешь сахар – все не сладко,
лишь под утро сладкий сон;
на приступочках петунья
и глазастая глазунья
на сто двадцать пять персон.

Там сидят вахтеры важно,
там друг друга знает каждый,
ночью лампочки горят,
двери там, как будто уши
у слонов, и можно слушать,
что в Кувейте говорят.

Пятихатка, пятихатка,
как ондатровая шапка
нахлобучена на мир,
до Луны оттуда близко,
и сидит на крыше киска,
ловит лапой светлый миг.

Лестницы у Пятихатки,
что у юношей лопатки –
неприкаянно торчат,
и, как лекторши на курсе,
на нескладной темной кухне
утром чайнички журчат.

Там в руках играют спицы,
на окне сидят синицы
и зовут другую рать,
там скрипят полы устало,
и народу все же мало,
чтоб китайцев перегнать.

Пятихатка, Пятихатка,
ты девчонка из Итатки,
что шмыгнула на паром,
а потом в большущий город
ты пришла, где жгучий холод,
жизнь оставив на потом.

Пятихатка, Пятихатка,
ты цветов лесных охапка,
ты меня к себе впусти,
ты грешишь еще сильнее
и поэтому святее
Патриарха на Руси.

Отмирают быстро клетки,
под годами гнутся ветки
в молодом лесу густом,
и стоишь ты, пятихатка,
будто детская кроватка
на крылечке золотом.

Пока по имени не позовут

НЕБЫЛЬ

Небо не обладает гуманностью, как и земля;
от этого худеешь, хотя ешь много хлеба.
Материя – реальность, существующая независимо
от тебя,
это обидно, и ты предпочитаешь небыль.
Так живешь. В щитовидке колышется йод;
через рамы пробивается северный ветер,
а то вдруг святое письмо по почте придет,
и надо списать его 22 раза за вечер.

СЕЗОН ОХОТЫ

Утки летят из Индии в мае,
сезон охоты начался всласть,
чучела сибирские охотники разбросали,
чтоб эту радость у жизни украсть.

Расстоянье внутри нас всего длинней;
прет радость каникул в этот день понурый,
и нет ничего хуже в жизни разгневанных учителей
русского языка и литературы.

ГОРОДСКАЯ ЭЛЕГИЯ

Тополя прикарманили ночью
электрический свет.
Еще ни воров на свете,
ни журналистов нет.

Все еще не действительно,
нету отсчета веков,
и где-то приблизительно
пять или шесть часов.

К ТОМУ ЖЕ

Чавкает сытно трясина, манит к себе она.
Неустойчиво все: небо, любовь, страна.
Один глаз закроешь – пространство смещается вбок,
и снова с большой буквы писать стали слово «бог».
Сок делает травы сочными в тальнике,
время течет по-разному в каждой руке.
Когда идешь по болоту, уставший, издалека,
свободной должна быть хотя бы одна рука.

ГРОМКО НЕ ГОВОРИ

О правде и о цветах громко не говори.
«бьют – беги, а дают – бери».
Пробираясь через кустарник, сильно не трещи,
будь осторожен: не смешивай молоко
из-под разных коров,
а придется, лодку напрямую по суше тащи –
быстрее вернешься в родимый кров.

ДО КРАЕВ, ДО ОКРАИН

Было глухо, как в танке,
только темень вы нам не пророчьте,
мы заполнили бланки,
привязанной ручкой на почте,
мы заполнили бочки
на случай пожара лесного
до краев, до окраин,
до последнего слова.

ПОКА ПО ИМЕНИ НЕ ПОЗОВУТ

В гуще событий будь, не становись
поперек товарищам, себе, никому;
если есть возможность, заглядывай ввысь,
а увидишь колодец, обязательно смотри в глубину.
По борту лодки размазанная икра –
это полпоколенья страны, неважно какой.
Играй в игру, где все неясно, пока
сверху по имени тебя не позовут домой.
Даже царь два раза никого не казнит.
И смысл мирозданья расплывчатый, как репчатый лук.
Это только вселенная делает вид,
что любит тебя и все вокруг.
В гуще событий будь. Иди, пусть ведра
раскачиваются тяжело, как беда.
Так тяжела лишь заря с утра.
А в ведрах время, любовь, ключевая вода,
наполненная до самых дужек ведра.

ВОЛЯ И НЕБО

Воля и небо прогибаются плавно,
и непонятно, какой день главный.
Голову – в небо и долго смотри
и самому себе не соври.
Мысль поведет и не даст упасть,
хотя она от природы и скованна,
да к тому же бифштекс объективнее, чем страсть
в последних квартетах Бетховена.

В ЭТО ЛЕТО

Спарта не дала миру поэтов,
слово «энергия» не переводится как «бог»,
и усиленное питание в это лето
ничего не дало, как бы ты ни был готов.
И поэтому, восхищаясь мирами иными,
нам остается, по-философски взирая на жизнь,
наблюдать, как язык бугорками своими
преодолевает роскошную мысль.

ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ

Жизнь начинается со щелчка выключателя
в родильном доме.
Почки на березах лопаются, как в бреду.
Явился с повинной последний день апреля весь в соломе,
немытый, нечищенный, точно как в прошлом году.
Нет выше счастья, когда переносное и прямое
значенье слов совпадают. Сосет у виска,
и облака дошкольного возраста за горою
летят и не знают, что такое земная тоска.
Жизнь начинается. Ноги засовывай в стремя,
скачи, пригибайся и снова скачи налегке.
И в точности как человек, время,
облокотившись на стол, смотрит – что там вдалеке?

***

В небе высоком плывут облака и плывут,
будто бушлаты в холодных вагонах везут.

Чтоб зеленела трава у крыльца твоего,
семь раз отмерь и не режь ничего.

ТИШЬ

Слово ничто, звук – это животное. Ты молчишь;
огонь скажет больше, чем шерстяная тишь.
Тоньше чувств нет, чем понять эту рань,
и если ты думаешь о себе слишком высоко,
то болит гортань.
Берега голодные, и в этом их суть,
но если бы ты знал еще что-нибудь,
был бы незаменим в разговоре, походе, –
и что-то в этом роде.

ДОЛЖЕН ЗНАТЬ

Вычерпываешь воду из лодки дотемна,
лишь бы вовремя увидеть поворот, иначе сполна
нахлебаешься воды. Путь у всего один,
рассыпчатый, как во рту аспирин.
Путь один. Но ты должен знать, что под тобой
живая трава,
и что ты должен куда-то вернуться,
и что влажная до боли ива вечно жива,
потому что умеет под ветром гнуться.

ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ

За борт лодки руками не держись,
теряется устойчивость и с нею жизнь;
хотя жизнь горька, как осиновая кора,
а смерть, как стрижка волос, проста.
Ты все это прочитал и знаешь, в чем суть.
Но еще бы чуть-чуть, еще бы чуть-чуть.

ЖИЗНЬ РЕАЛЬНА

Вот они, радости, перед тобою,
где философские рассужденья не затоптать ногой.
У кротов нет надежды, поэтому под землею
они живут и думают, что так и должно быть
над головой.
Жизнь реальна, как корь, как ветров дуновенье,
как запомнить соседа в лицо, как просто пить.
Насекомое богомол в два счета отмолит прощенье,
а ты должен натягиваться, как нить.
Вот они радости: их смысл – это нега.
Уходит осень, но листья продолжают нутро твое жечь;
а за радостью обязательно – пустота толще
белого снега,
жесткая, горькая, как медвежья желчь.

И СКРИП СУСТАВОВ У СОЛДАТ

Должно все пламенем гореть
Без трепетного вдохновенья
И не обязано иметь
Первостепенного значенья.

Не различим сквозь сто преград
И безразлично одинаков
И скрип суставов у солдат,
И блеск звезды созвездья Раков.

Должно все полным быть, пока
Одной судьбой мы с вами свиты,
И в небе плоском облака
Битком под горлышко набиты.

Должно же все-таки иметь
Необязательное сходство
И на одном костре гореть
Писательство и скотоводство.

Должно быть слитно все, дружок,
как шум песка на перекатах
и в сельской школе кувырок
на неуемных жестких матах.

Только росток правильно путь выбирает

СМЫСЛ

Слабенький отголосок,
тот, что исходит из вне;
несколько лунных полосок
качающихся на волне –
жизнь – расписная клеенка
обеденного стола,
что пищевой содой
затерли всю добела.

ПОКА ТЫ ИДЕШЬ

Справедливость длиннее жизни всегда,
хотя мы сделаны из мельчайших частиц,
и человеку, может, ближе не ученье христа,
а правило буравчика из физики и полеты птиц?
Так иди и ищи, и спускайся поглубже в лога,
тебя примут суровые наши дни,
пока крепче лосиной шкуры на полях снега
и непредсказуемы силы твои.

ФОТОГРАФИЯ НА ПАМЯТЬ

Ты так и живешь: возишь чистую воду в канистре,
читаешь Ницше, вырезаешь из дерева мышат
для кошки Мурки
и знаешь, как выбирали бургомистра
сто лет назад в Гарденбурге:
претенденты для этого садились вокруг стола и ждали,
в чью бороду вошь заползет со средины стола;
счастливчики побеждали.
Ты так и живешь от темна до темна,
зная, что жизнь – это фотография на память,
не больше,
много ходишь, и солнце всегда тебе по пути.
И не внемлешь советам, когда говорят:
выбери палку тоньше,
она крепче, пружинит и с нею легче идти.

***

Все пройдет. Ну, а ты, моя дорогая,
тщетно борешься не по науке со сном на заре,
ничего так и не понимая,
как и положено человеку на этой земле.
Все, конечно, пройдет. И пока не остыла
и не сбилась заря с твоим сном,
катит в небе луна, как кусочек мыла
по материи в ателье дорогом.

ЭЛЕГИЯ

Когда заката медленный-премедленный венец
Прекрасно виден прямо над буграми,
Для поддержанья красных кровяных телец
Люблю дышать сосновыми борами.

Там можно видеть каждый день подряд,
Прогуливаясь, удивляясь лету,
Как паутины меж деревьев колесят
И пауку служа, и воздуху, и свету.

А повезет – увидишь дикий след лесной
и вспомнишь, что велик наш мир и славен.
Увидишь, как преследуя добычу, егерь молодой
опять неправильно загонщиков расставил.

ЗЕРКАЛО

зеркало всегда небритое
утром и по вечерам
как армия недобитая
идущая в тартарарам

Как свист оно чисто-чистое
основа основ осы
материального мира
нематериальные весы

ТАК ДВИЖУТСЯ ВОЛНЫ

Кожа впитывает почти моментально
вокзалов запах и сирени свист.
Везде и всегда реально
только то, что движется вверх-вниз.
Так движутся на речке волны
и вечный странник – корабль пироскаф,
ягодник с туеском черники полным,
бредущий с осиновой палкой в руках.
Так млечный путь куда-то движется,
боязливый, качающийся весь,
и алфавит от аза до ижицы,
и наказ дантиста: – два часа не есть.
Движутся так времена года в собачьей упряжке,
непонятные, не понятые даже самими собой,
так натирают мальчишки о войлок пряжки,
чтоб свистели и летели над головой.

***

У тела и разума разные пути,
иди да иди, иди да иди,
все равно нет числа дорогам и снам,
волнистым, с тугими краями, полям,
все равно ты привыкнешь к своей судьбе,
как к полу привыкают в родной избе.

ГИБКИЕ СТРУИ

День прожит, и травы уснули.
Костры пастухи развели.
Протяжные гибкие струи
На небо пошли от земли.

А сосны совсем по-иному,
чем люди, научены жить:
могучему свету денному
еще продолжают служить.

ЧТОБЫ УВИДЕТЬ

Взгляд уходит за лес, за село и за слово «скорее».
Искры плавно летят, и ты хворост неси к костру.
Удержать равновесье на ровной площадке труднее,
чем на раскачивающемся мосту.
В складах пространства дождь наподобие снега.
Там, где нет меня, воздух плотнее сжат.
Чтоб увидеть, есть ли на свете нега,
обязательно надо, чтоб кто-то тебе был рад.
Чтобы увидеть, надо подойти поближе:
так эвенк узнает, есть ли ягель в глубоких снегах,
и таежное солнце для того же спускается ниже
и стоит в четырех от тебя шагах.
Удержать равновесие трудно. Мысли вечные жалки.
И ты знаешь, что время пространству сродни,
и глядишь безответно, как за окном
на детской скакалке
скачут твои еще не пришедшие дни.

КОТЛОВАН

В невиданном облаке пыли
И в боли от ссадин и ран
Рабочие рыли и рыли
Вручную большой котлован.

В нем холодно было и просто,
Как свет незашедшей луны.
И выше коровьего роста
Лежали вокруг валуны.

Недвижно сходили ступени.
И, чтоб заглянуть в глубину,
Ты должен был встать на колени
И вглядываться в темноту.

Насмешливо, как для забавы,
И счета не зная дням,
Тянулись зеленые травы
По омертвелым краям.

Наверно, по этому миру
такой оглашен был приказ,
чтоб в трещинах, пробуя силу,
играла трава – что алмаз.

НА РЕЧНОМ ВОКЗАЛЕ

Пока глаза к темноте привыкают,
вместо мыслей действуют чувства твои,
так делают дети, когда играют:
остановятся и ждут – куда же идти?
Так птицы снуют на речном вокзале,
нарушив собою мирской уют,
так дни мелькают быстро, как при пожаре
из рук в руки ведра передают.

УТРОМ ПОЛЯ

В только что вспаханной земле много злобы;
ее усмиряет сразу же галок рать.
Не для того ли убили царя, чтобы
картошку городом всем собирать?
Только росток правильно путь выбирает.
Ты одновременен с ним и с веткой любой.
Утром кожура зари над лесом сырая
и легко сдирается одной голой рукой.
Утром поля растекаются, манят и тают,
в небо уходят, лоснясь на тонком валу.
И на крылечке сидит человек и скучает
(тот, что пришелся природе всей не ко двору).

Весною

У ВСЕГО ЕСТЬ ПРИЧИНА

У всего есть причина: у подледного лова,
у того, что я жду тебя не дождусь;
раньше я бы не ждал так ни дела, ни слова,
а теперь не дождаться боюсь.
У всего есть причина: и у пониманья,
что не самое худшее чувство – боль,
что не самое лучшее воспоминанье –
помнить, что мысль о соли всегда солонее, чем соль.

Весною

Весною можно бежать по полям,
свистеть на дороге что есть мочи,
все дела со стола послать к чертям
и раствориться в бессонной бессовестной ночи.
Весною можно лететь во все стороны света,
можно баловаться и делать полет-кувырок,
и сдать в гардероб зиму и лето
и сказать: на один номерок.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
О КОЛПАШЕВСКОЙ ПРИСТАНИ

Выйдет нищенка в Колпашеве –
начинает слезы лить,
очень хочет в этом городе
свое счастье получить.

Ходит нищенка по улице,
ходит словно долото,
воду пьет она, как курица,
из-под крана у райпо.

Пристань старая, дощатая,
надрывается, скрипит,
Обь широкая, широкая
если надо, приютит.

Ходит нищенка нарымская,
фонари кругом горят,
и колпашевцы на нищенку
неприкаянно глядят.

ЗЕЛЕНЫЕ ЛИСТЬЯ

Силы много у света. В нем птицы летают.
Сперло дыханье. Пространство залило молвой.
Зеленые листья то там, то тут возникают,
как перебежчики перед войной.
Много всего разметалось по этому свету,
на широкую ногу еще живет зима,
а росточки молятся серому снегу,
и уже не топится тюрьма.

НЕ ВОЛЕН

От всех душа сокрыта глаз,
и ты перечить ей не волен,
волнуется она у нас,
когда весь мир весною болен.

Когда лениво, не спеша,
зима заполонит равнины,
приветствует опять душа
снегов холодные лавины.

Когда же солнце будет мыть
свои лучи у переката,
ее значенье просто быть
и длить сияние заката.

ПРЕДМЕТ

правильный вопрос лишь тот
у которого нет ответа
и любой предмет
лучше виден с того света

Ходят курсанты училища связи
по городу пробуют жить
им билетерши в трамваях
советуют деньги платить

ХОЛОДНОЕ УТРО

Вечность хуже ребенка, шагу ступить негде
и мысли наедине свои отогреть;
все сделано только вручную, как порядок у немцев,
даже ночное, где можно на звезды смотреть.
Все сделано так, но льдины скоро растают.
Прими холодное утро и ровно дыши.
Должно быть там, где из снегов ручьи вытекают,
географическое положение души.

НА ПОЛЯНЕ

Прими поздравленье. Прославь травы и ветер.
В руки себя возьми.
Везде: на земле, на воде и на всем свете
даже огонь живет смертью земли.
Мысль – это вторая кожа,
натянутая крепко, как барабан,
не лопается, не падает с обоза
и, если надо, идет на таран.
Это здесь. А дальше наши с тобой невзгоды
скрутились, как осенью сады.
И мелькают листья, и неподвластные годы
цепляются к ногам, как семена череды.

МОРОЗ. ДЕРЕВНЯ ДРЕМЛЕТ

Мороз. Туманно. Дико.
Пустынно в небесах.
Осыпалась черника
в болотистых лесах.

В тулупе сторож конный
горланит, как река,
и ставит незаконно
капканы на хорька.

Закат на небе алый,
и петухи орут.
Как умственно отсталый
разлегся в поле пруд.

Мороз. Деревня дремлет.
Играет небосвод.
И звездам крупным внемлет
крупнорогатый скот.

Там хорошо жить в будни
и в праздников канун –
на стол там ставят студни
из разноцветных лун.

КАК ЗНАТЬ?

Огонь обменивается на все. Как знать,
что лучше: отзвуки неба или крестная земная рать?
Закончилось в деревнях развлеченье детей –
втыкать соломинку в брюшко сонных слепней.
Закончилась мысль. На крыльце старики
делают табуретки, глядят из-под руки.
Перебирай это все в голове без всяких дилемм;
это все до боли над полем летит, над всем.

ОТ МНОГИХ БОЛЕЗНЕЙ

Листья стыдливы, как солдаты на войне несправедливой.
Сжимается воля в кулак.
От многих болезней помогает чай с малиной
и злость, что дается за просто так.
Высыпи все содержимое из копилок,
мощь которых не остановят века.
И смотри, и смотри, как плывут затылок в затылок
пенициллиновые облака.
Вначале увидишь свежесть над нерукотворным миром,
потом ветер, и треск льдины в густом тростнике.
Как стеклянная баночка с рыбьим жиром,
солнце на закате вдалеке.

ЗАКРЫТЫЕ СТАВНИ

Тайна делается ночью криком,
когда горизонт выпит до самого дна,
закрыты ставни, и в пространстве диком
береста на сибирских березах темна,
когда идут корабли монотонно,
и на мачтах протяжно огни горят,
и, вместо: – быть или не быть? – полусонно:
– чай или кофе? – тебе говорят.
Это здесь, а дальше в далеком просторе,
куда ты в детстве был любовью влеком,
всю соленую ночь полусонное море
марки наклеивает языком.

НА ПОКОС

Небо мучает, но ничего не хранит,
хлебнешь сапогами воды, и бледнеет вид.
Жизнь – из пустого делать порожнее, а потом
все наоборот. И оса-сцелифрон
укладывает глину для гнезда своего
и летит на покос за добычей всего.
А ты ничего не теряй, ведь все не что иное, как
коллекция вышивок и тревог,
чистота, переходящая во мрак,
не больше тени коровы и не длиннее дорог.
И думай о вечном, о возвращенье в природу,
но захочешь пить, через фуражку процеживай
болотную воду.

Иероглифы, изображающие трех женщин

По МАТЕРИНСКОЙ ЛИНИИ

Истина не приходит к святым,
так и в жизни: «хранить в темноте» –
наивысшее благо.
Если есть что хорошее, так это от шины
сгораемой дым,
наподобие венесуэльского флага.
Наподобие жизни цветок, что не смог обрести
и покоя под небом, над инеем;
он на гнили в контейнере с мусором
продолжает цвести
по материнской линии.

К ЗИМЕ

Спи в меридианном направлении: север-юг;
это экономит 60 минут, т.е. На столько
ты раньше выспишься,
и почитай болотных гадюк,
у которых содержимое из шкуры к зиме высыплется.
Темнота тоже хочет нравиться. Сперва
день, потом ночь, – так жизнь и теряет навык,
который, что справа, что слева одинаковый, что слова:
– кабан упал и лапу набок.

АЭРОДРОМ

Здесь цветет лишь одна лебеда,
но поверив в судьбу, словно в чудо,
ты уже никогда-никогда,
хоть умри – не уедешь отсюда.

Да к тому же под ветер и гром,
и ручьев несмолкающий свист
черным вечером аэродром
по ошибке вспахал тракторист.

ЗНАЙ ЭТО ВСЕ

Небо ни к чему, у него нет травы,
оно, как вбрасывание мяча из-за головы
на футбольном поле, не меняет ничего.
Ты – тот, который мыслит слишком длинно –
знай это все,
а дальше живи сам, проходи в военкомате
ежегодную сверку,
читай бухарина, пеки картошку в золе
и не жди особенно вестей сверху,
чаще прикладывай ухо к земле.

ОБЛАКА

Плывут по небу облака,
плывут вперед издалека,
высоко, быстро над ветвями,
и не достать нам их руками.

И точно те же облака
здесь на земле у поплавка
плывут речное слушать пенье.
Обратно сносит их теченье.

ТЕРРИТОРИЯ

вот она эта ограда
вот он конец пути
дальше идти не надо
не надо дальше идти

Ходят гуськом кастелянши
и в уголке небес
скидывают наволочки
с облаков на лес

***

Повторяй за мной: жизнь врукопашную не победить,
хвалит господа всякая трава,
к пасхе задумаешь избу белить,
то нет известки, то болит голова.
Многое незаконно на земле, к примеру: огонь,
он ближе к звуку, да игривый такой,
скачет на поляне, как привязанный конь,
вот это – и повторяй за мной.

УРА ТОМУ, ЧТО ЕСТЬ ДОРОГА

Опять холщовые дороги
вновь поползли со всех сторон,
невозмутимо тащит ноги
по перелескам почтальон.

Подвода медленная катит
по размороженной земле,
и солнечные блики скачут
вслед по тележной колее.

Не веря скорому итогу,
объездчики кустарник жгут,
рябина красная дорогу
перебегает там и тут.

Идут машины бортовые,
куда-то неустанно мчат,
и механизмы поршневые
в них нескончаемо стучат.

Ура тому, что есть дорога,
что солнце небо золотит,
и смысл главного итога
узнать не скоро предстоит.

ВНУТРИ СТВОЛА

Внутри холодного ствола
в молчанье теплится смола,
и токов темное движенье
сильней земного притяженья.
Под влажной грубою корой
не суетится мир иной.
В нем что-то тайное зовет,
без голоса, внутри, поет.
Оно играет и манит,
и лист весною зеленит.
Нерукотворно торжество,
и в этом наше с ним родство.

ПУТНИКИ

Вспотевшее небо не сулит хорошей погоды,
дешевый хлеб – признак благосостояния страны.
Сеют его в казахстане, невзирая на невзгоды,
и растет он, будто шевелятся широчайшие
мышцы спины.
Небо – это мы, сами с собой играя,
бьемся, пока в лампе фитилек не потух,
забывая и правильно не выбирая
всегда одно из наимучительных двух.
Небо – это усмешка, это вечное мало,
это словно закрытый от европейцев восток,
это путников горстка, с кара-дага устало
перекатывающихся по пыльной дороге
с пятки на носок.

МОЛОДЫЕ ЕГЕРЯ

Спит небес вековая охрана,
лишь на горке, где звезды горят,
неизменно и неустанно
земляника и волки не спят.

Нам всегда уготовлено дело,
что не сразу возможно понять;
спит земля до конца, до предела,
ведь ночами положено спать.

Спят неистово воды в затонах,
спят, волнуясь, за речкой поля,
но выводят коней из загонов
молодые еще егеря.

Молочай под копытами плачет,
ветер запахом ночи объят,
егеря-несмышленыши скачут,
задевая прикладом приклад.

Скачут яростно и без промашки,
зная в жизни обманку и яд,
и у них на казенных фуражках
золотые кокарды горят.

Вот и волчье дыханье угасло,
и дрожат за рекою поля;
как подсолнечным медленным маслом
обливается светом земля.

А потом, глядя пусто и дико,
егеря на поляне сидят
и сладчайшую в кровь землянику
из фуражек помятых едят.

РАНО СВЕТАЕТ

Рано светает, поздно делается совсем темно;
иди и думай, не видя ни неба, ни туч –
в темноте думать лучше всего
и ждать, пока не появится первый луч.
Берет за живое смоленая дратва и хорошая весть,
не требует опоры только пустота,
мысли мерцают, словно они есть
незагорелые складки твоего живота.
Рано светает, такая погода! И месяц дрожит.
Иди и думай, что это всевышний уют.
В такую погоду лесная норка величаво
в осоке шуршит,
и бесшумно «языков» на войнах берут.

В ДАЛЬ

Есть у каждого дорога,
от порога и до бога,
точно знаю наперед,
как девчонка недотрога,
кружит голову и жжет.

В той дороге ветер вьюжный
разнесет, как письма, снег,
то, что было нам не нужно,
станет главным в ней для всех.

Станет там судьба мятежной,
озерко – водой безбрежной,
рядом – для мечтаний сад,
то, что было неизбежным,
опрокинется назад.

В той дороге нету края,
нету пыли – красота.
На вес золота, я знаю,
в ней для каждого места.

Там живут не как улитки –
пишут к праздникам открытки
и серьезны, и смешны,
тучу слезную по нитке
расплетают с вышины.

Но быстрее, чем иные,
там уходят дни живые,
не вернуть нам их, друзья,
все уходят а другие
отвоевывать нельзя.

МЫСЛЬ

Ты коллекционируешь все: осень, зиму и лето,
тишину и шум; только тишину меньше,
ведь шум по-китайски – это
иероглифы, изображающие трех женщин.
Ты знаешь: речь – это болезнь горла,
непослушная, как рысь.
Мало говоришь, зная, что не всегда тебе повезет.
И дороже всех мыслей тебе – одинокая мысль:
береженого Бог бережет.

ЛИШЬ БЫ НЕ СБИТЬСЯ

Осиновый лес и страх всегда заодно,
к тому же противное ночью дно.
Идешь и идешь с туеском дотемна,
лишь бы не сбиться, и лишь бы труба грэс
была видна.
Но это всего лишь жизнь. Это птицы крик в лебеде.
Ее голос летит далеко,
это, как в детстве, в сибири игра, когда говорили тебе:
– хочешь увидеть москву?
И поднимали за уши высоко-высоко.

СЕРЕДИНА ИЮЛЯ

Туман бережет лодки и тихо стоит над водой,
так градусник под мышкой держит больной.
Отраженья деревьев почти не видно в воде;
деревья посмертно рождаются на земле.
И долго никто не живет: ни камень, ни смех,
ни середина июля, ни снег,
ни соки в зеленой черноземной траве,
ни память, что тает, как снег в рукаве.

Основные книги Михаила Андреева:

«Лиственный свет», 1981 г., изд. «Молодая гвардия», Москва

«…И звезда высоко-высоко», 1982 г., изд. «Современник», Москва

«Земной срок», 1985 г., изд. «Молодая гвардия», Москва

«Подранок», 1986 г., изд. «Современник», Москва

«Нетелефонный разговор», 1991 г., Томск

«По материнской линии», 1997 г., Томск

Некоторые стихи Михаила Андреева стали темой для песен.
Они вошли в репертуар групп «Любэ» («Трамвай пятерочка», «Тулупчик заячий», «На воле», «Луна», «Самоволочка», «Главное, что есть ты у меня», «Москва» и др.), «Иванушки Интернешнл» («Тополиный пух», «Реви», и др.), «Белый орел» («Потому что нельзя быть красивой такой»), а также Вячеслава Добрынина, Михаила Шуфутинского, Влада Сташевского и других популярных исполнителей.

22.01.2015